Когда слияние становится патологичным?

Слияние паталогично только тогда, когда оно поддерживается как средство предотвращения контакта.

После того, как контакт достигнут и прожит, слияние имеет совершенно другое значение.

В конце любого успешного – то есть ничем не прерванного и естественно завершившегося опыта – всегда возникает слияние энергий или порождающих энергию материалов.

Например, когда пища опробована на вкус, прожевана и проглочена, она уже не сознается.

Контактная функция выполнила свою работу.

Энергия пищи ассимилируется – буквально, делается подобной тому, что уже имеется в тканях и органах тела.

Она перестает быть чужеродной и становится новой силой, добавляемой к ресурсам организма.

Она «течет» вместе с организмом, т. е. то, что было организмом, и то, что было пищей, теперь находятся в слиянии.

Процесс приобретения новых знаний имеет точно такую же форму.

Это может быть потенциальным расширением уже существующего у человека знания, или это может занять место чего-то, во что человек до сих пор верил.

Чтобы ассимилировать это, нужно его рассмотреть, проработать, и до некоторой степени проработать себя.

Таким образом, уже известное и новое знание ассимилируются друг с другом.

Патологическое слияние – это такая ситуация, в которой составляющие части, ранее дифференцированные и отделенные друг от друга, совмещены и удерживаются вместе, будучи изолируемы от дальнейшего опыта.

Это «связывает энергию», буквально, связывает актуальную и потенциальную деятельность обеих частей таким образом, который делает невозможным их дальнейшее функциональное использование в организме.

Рассмотрим, например, структуру какого-нибудь хронического запрещения.

Предположим, человек сдерживает рыдания посредством произвольного сокращения диафрагмы, и это становится привычным и несознаваемым.

При этом организм теряет обе функции: человек, который манипулирует своими функциями таким образом, не может ни рыдать, ни свободно дышать.

Не будучи способным выплакаться, он не освобождается от своей печали, не может покончить с ней; он даже не может толком вспомнить, какая потеря вызывает его печаль.

Тенденция рыдания и препятствующее этому сжатие диафрагмы образуют устойчивую линию борьбы действия и противодействия, и это продолжающееся состояние войны изолировано от остальной части личности.

Задача психотерапии, очевидно, состоит в том, чтобы вернуть демаркационную линию – сознавание частей как частей, в данном специфическом случае – плача и сжатия диафрагмы.

Плач – естественная потребность человеческого организма, пережившего потерю.

Агрессия против плача (в данном случае – сжатие диафрагмы) стала необходимой только из-за установления слияния с «авторитетами», которые говорят:

«Большие мальчики не плачут».

Разрушение запрещения требует, чтобы конфлуэнтная (находящаяся в слиянии) энергия противоположных частей была бы вновь разделена на плач и агрессию-против-плача, чтобы конфликт был оживлен в настоящем, в более благоприятных обстоятельствах, и был разрешен.

Разрешение должно включать не одну, а обе стороны конфликта.

Печаль будет разрешена выплакиванием ее раз и навсегда.

Агрессия против плача, противоречащая естественному функционированию, будет направлена против антибиологических «авторитетов».

Полезна привычка оставлять внимание свободным для того, что ново и интересно.

Было бы бессмысленным менять все привычки ради демонстрации способности меняться.

Вместе с тем, многие наши привычки были развиты не свободно и поддерживаются не из-за своей эффективности, но в слиянии с кем-то, кто научил нас этим привычкам, или с моделями того или иного рода, абстрактными концепциями долга, правильности или полезности.

Мы полагаем как само собой разумеющееся, что они обретены спонтанно, однако попытка переменить их вызывает в нас настолько сильные сопротивления, что это безусловно является свидетельством нездорового слияния.

Из работы Фредерика Перлза

«Внутри и вне помойного ведра»