У психотерапевта есть свой идеал психотерапевтической сессии. Скорее всего, он не совпадет с представлениями клиента.
Толерантность терапевта покоится не на высокомерии, а на понимании человеческих слабостей, как творческой адаптации в неблагоприятных обстоятельствах.
Вина и горе инстинктивно прячутся от общественного мнения. Решение обратиться за помощью к психотерапевту требуют от человека мужества пойти наперекор традициям и обычаям.
Встречаются депрессии от нестерпимой и непрекращающейся боли, причиняемой собственной совестью. Как правило, эта боль подвергается сильному вытеснению и необходимо время для ее манифестации.
Обида почти всегда предполагает чью-то вину. Это два переживания, которые маркируют разрыв конфлюэнции. Для остальных механизмов прерывания контакта стойких предикторов я не обнаружил.
Психотерапевт в силу налагаемой на себя социальной роли должен быть человеком всеобъемлющим, одинаково относящимся к людям высокого происхождения и низкого, к образованным и необразованным, к виноватым и безвинным. Это возможно, кроме обстоятельств, когда психотерапевт сам является участником травмирующих событий клиента.
Концепция матери с каменным сердцем (шизофреногенной) в этиологии шизофрении не подтвердилась. Но принесла дополнительные слезы горю матерей в силу социального остракизма, которому их подвергли.
Я застал несколько «психотерапевтических колодцев», куда в спешке диагностики бросали все величие, заложенное в людях. Это были: истерический невроз, ларвированная депрессия, малопрогредиентная шизофрения и т. д. Сейчас это пограничное расстройство личности.